Гайлет согнулась, держась за живот. Она подняла руку, умоляя сжалиться над ней.
— Перестань, пожалуйста, — слабо попросила она.
— Слава небу, она упала на барабан и застряла в нем. И пока ее вытаскивали, бедный Игорь сбежал через запасной выход. Едва успел опередить толпу.
Гайлет склонилась набок. Фибен даже встревожился, так покраснело ее лицо. Она хохотала, колотила руками по полу, и слезы потоком лились у нее из глаз. Потом перевернулась на спину, продолжая хохотать.
Фибен пожал плечами.
— И все это во время первого номера. Паттерсон исполнял свою оригинальную версию проклятого национального гимна. Какая жалость! Мне так и не довелось послушать его вариации «Инагадда Да Вита».
— Но теперь, когда я об этом вспоминаю, — снова вздохнул он, — может, оно и к лучшему.
В 20.00 начинался комендантский час. Отключали электричество, и для пленников не делали исключения. Незадолго до заката поднялся ветер и колотил ставнями их маленького окна. Ветер дул с океана и приносил запах соленой воды. Где-то далеко слышался глухой рокот ранней летней грозы.
Спали они, завернувшись в одеяла, так близко друг к другу, насколько позволяли цепи, голова к голове, так что в темноте слышали дыхание друг друга. Засыпали, вдыхая испарения мокрого камня и соломы.
Руки Гайлет судорожно дергались, словно во сне она следовала ритму иллюзорного спасения. Ее цепи слабо позвякивали.
Фибен лежал неподвижно, время от времени глаза его закрывались и открывались, но в них не было сознания. Иногда у него перехватывало дыхание.
Они не слышали негромкого гудения в коридоре, не видели слабого света, пробивающегося сквозь щели деревянной двери. Ноги шаркали, когти стучали о каменные полы.
Когда зазвенели ключи, Фибен дернулся, повернулся набок и сел. Когда заскрипели петли, он принялся протирать глаза. Гайлет подняла голову и заслонила глаза рукой от яркого света двух ламп на высоких стержнях.
Фибен чихнул, почувствовал запах оперения и лаванды. Несколько проби в ярких комбинезонах поставили его и Гайлет на ноги. Он узнал голос их предводителя Железной Хватки.
— Ведите себя прилично. У вас важные посетители.
Фибен мигнул, пытаясь привыкнуть к свету. Наконец ему удалось разглядеть небольшую группу птицеподобных — большие шары белого пуха, в лентах и шарфах. Двое из них держали высокие стержни, с которых свисали лампы. Остальные толпились вокруг чего-то, напоминающего столб. Он заканчивался небольшой платформой, на которой стояла необычная птица.
Она тоже затянута в яркие ленты. Большой двуногий губру нервно переступал с ноги на ногу. Возможно, это просто случайный эффект света, но плюмаж птицы казался ярче, многоцветнее, он светился, как не светятся обычно их белые гребни. Фибену показалось, что он уже видел этого захватчика или другого такого же.
«Какого дьявола он пришел сюда ночью? — удивился Фибен. — Мне казалось, они не терпят ночных путешествий».
— Окажи должное уважение почтенным старшим, членам высокого клана гуксу-губру! — резко сказал Железная Хватка, пихая Фибена.
— Я покажу этой проклятой птице свое уважение. — Фибен откашлялся и набрал в рот слюны.
— Нет! — закричала Гайлет. Она схватила его за руку и настойчиво зашептала: — Фибен, не надо! Пожалуйста! Ради меня. Поступай точно, как я!
Ее карие глаза умоляли. Фибен глотнул.
— Какого дьявола, Гайлет!
Она повернулась к губру, сложила руки на груди и низко поклонилась.
Фибен повторил.
Галакт смотрел на них — сначала одним немигающим глазом, потом другим. Подошел к краю платформы, носильщики переместились, удерживая равновесие. Наконец губру принялся испускать серию резких скрипучих звуков. Четвероногие сопровождали его речь странным аккомпанементом, чем-то вроде «Зуууннн».
Вперед вышел один из помощников-кваку. У него на шее висел блестящий металлический диск. Переводчик говорил на ломаном англике:
Закончил он так же внезапно, как начал.
— Снова кланяйся! — настойчиво прошептала Гайлет.
Фибен вслед за ней поклонился, сложив перед собой руки. Когда он вновь поднял глаза, группа птиц уже направилась к выходу. Насест опустили, но высокому губру все равно пришлось нагнуться, расставив оперенные руки для равновесия, чтобы пройти в дверь. Сзади шел Железная Хватка. На прощание он бросил на них полный ненависти взгляд.
В голове у Фибена звенело. После первой фразы он перестал пытаться следовать за странным протокольным произношением на галактическом-три.
Даже перевод на англик он понимал с трудом.
Резкий свет исчез. Процессия с непрерывным гоготом и бормотанием удалилась по коридору. Фибен и Гайлет переглянулись.
— А это что за дьявольщина? — спросил Фибен.
Гайлет нахмурилась.
— Это был сюзерен. Один из трех руководителей. Если не ошибаюсь — а я легко могу ошибиться, — сюзерен Праведности.
— Ну, тогда мне все понятно, конечно. А кто такой, во имя колеса рулетки Ифни, сюзерен Праведности?
Гайлет отмахнулась от его вопроса. Наморщив лоб, она глубоко задумалась.
— Почему он пришел к нам, вместо того чтобы приказать привести нас к нему? — спросила она вслух, явно риторически. — И почему ночью? Ты заметил, он даже не задержался, чтобы выслушать наш ответ? Вероятно, праведность требует, чтобы он лично сделал предложение. А ответ могут позже получить его помощники.
— Ответ на что? На какое предложение? Гайлет, я даже не мог...
Но она нервно махнула обеими руками.
— Не сейчас. Я должна подумать, Фибен. Дай мне несколько минут.
Она отошла и села на солому лицом к стене. Фибен подозревал, что ей потребуется гораздо больше времени.
«Ты этого заслужил, — подумал он. — Заслужил то, что имеешь, потому что влюбился в гения...»
Он моргнул, покачал головой. «Что я сказал?»
Но шаги в коридоре помешали ему додумать свою неожиданную мысль.
Вошел шимп с охапкой соломы и несколькими одеялами. Этот груз закрывал лицо низкорослого неошимпанзе, но минуту спустя Фибен узнал ту самую шимми, которая смотрела на него раньше и показалась ему странно знакомой.
— Я принесла вам свежей соломы и одеяла. Ночи теперь холодные.
Он кивнул.
— Спасибо.
Она не смотрела ему в глаза. Повернулась и пошла к двери с таким изяществом, которого не скрывал даже просторный комбинезон.
— Подожди! — вдруг сказал Фибен.
Она остановилась, по-прежнему не глядя в глаза Фибену, который подошел к ней, насколько позволяла тяжелая цепь.